— Мне вроде как нужны руки, — протестую я.

— Это просто для того, чтобы отвести тебя в душ так, чтобы мой брат не увидел ничего интересного.

— Ты же понимаешь, что он притворяется, что флиртует со мной, чтобы досадить тебе?

Эд ворчит, подталкивая меня к двери.

Он спеленал меня так, что я едва могу ходить, а сам щеголяет голышом.

Пока идем по коридору, из кухни доносится женское хихиканье.

— Похоже, Шеннон ночевала у Лейфа, — говорю я, когда мы оказываемся в ванной.

Эд снова ворчит. Минет или нет, но он точно не жаворонок.

— А ты разгуливаешь с голой задницей, — продолжаю я. — Надеюсь, она ничего не видела.

Он включает воду и проверяет температуру рукой.

— Шеннон не интересно смотреть на мою задницу.

— Не знаю. Это очень привлекательная задница.

— Ты забавная. — Хорошо, что он так думает. Я отбрасываю простыню и шагаю за ним в душевую. — Повернись. Я вымою тебе волосы.

— Спасибо. — У Эда просто волшебные пальцы.

— Клем, ты ведь на самом деле не переживаешь, правда?

— Переживаю?

— Насчет Шеннон. — Голос у Эда слегка напряжен. Я понимаю, почему он нервничает. В прошлый раз моя ревность привела нас к катастрофе. Поэтому я не тороплюсь и серьезно обдумываю этот вопрос.

— Нет. Если бы Шеннон действительно тебя интересовала, ты бы сначала расстался со мной, и только потом подкатил к ней. А если бы она была заинтересована в тебе, несмотря на то, что, по-видимому, трахается с твоим братом, я бы надрала ей задницу, применив пару приемов самообороны.

— Разве самооборона придумана не для того, чтобы защищаться?

— Лучшая защита — это нападение.

— Но твоя вера в меня смиряет. Запрокинь голову назад.

— Ты насмехаешься надо мной? — Я вытираю пену с глаз.

— Конечно, нет.

Он точно подтрунивал.

— Я просто имею в виду… Если бы тебе нравился кто-то другой, ты бы мне сказал, верно?

— Да, детка, я бы тебе сказал. Но мне никто не нравится, кроме тебя, хорошо?

— Ладно. Поняла.

Эд наносит на мои волосы кондиционер и слегка массирует.

Так чертовски хорошо. Может, мне снова отрастить волосы? Эду нужно будет больше времени, чтобы их вымыть, а значит я получу больше удовольствия. Прекрасная идея. Возьму на заметку.

— Значит, ты не ревнуешь? — уточняет Эд.

Я все еще слышу отголоски неуверенности в его голосе.

— Я хочу быть единственной, кто видит твою славную голую задницу. Если это ревность, то, наверное, я немного ревную. Но если подумать, это не лучше и не хуже того, что ты мумифицируешь меня простыней, чтобы Лейф не увидел немного кожи.

Когда Эд тщательно смывает кондиционер с моих волос, я грустно вздыхаю, набираю гель для душа в руку и начинаю мыться. Эд делает то же самое, и есть что-то завораживающее в том, как его рука движется по телу. Он гладит себя так привычно, буднично, тогда как я готова посвятить его великолепному члену стихи.

— В твоих словах есть смысл, — наконец признает Эд.

— Думаю, немного ревности — это нормально.

— Согласен.

Эд выключает воду, выходит из душевой и насухо вытирается полотенцем.

Я жду его и думаю. Мысль, чтобы пойти в кухню и пообщаться с Шеннон, не наполняет меня ликованием. Будет странно видеть ее здесь сегодня утром. Да и не только сегодня. Я помню, с каким жаром она говорила о том, что мы с Эдом не подходим друг другу, и учитывая это, я бы предпочла держать ее подальше.

Очевидно, я двигаюсь недостаточно быстро для Эда, потому что он оборачивает меня полотенцем, аккуратно заправляя конец на груди. Затем он целует меня в плечо и уходит. По крайней мере, на этот раз вокруг его бедер полотенце. Наши задницы полностью покрыты. Печально, но необходимо.

Я наношу на волосы мусс и укладываю феном, потом жду, когда остыну, — этому я научилась на собственном опыте — и только потом берусь за макияж. Наношу тональный крем, тушь для ресниц, подкрашиваю карандашом брови и добавлю немного бальзама для губ.

Девушка в зеркале выглядит нормально. Несмотря на одинаковые засосы, один выцветший, другой свежий. Я бы хотела оставить их на виду, потому что это — свидетельство страсти Эда, и моей победы, но потом все же замазываю тональным кремом.

Я готова, но не спешу выходить из ванной. От беспокойства скручивает живот.

Интересно, это из-за Шеннон или из-за того, что просто кто-то новый вторгся в мое личное пространство?

Похоже на второе. Однако я не чувствовала себя так, когда Лейф стал жить здесь. Наверное, дело в самой Шеннон.

К черту все это!

Я набираюсь храбрости, возвращаюсь в спальню и быстро одеваюсь.

С кухни доносятся разговоры, смех, звон столовых приборов. Когда я вхожу туда, у меня глаза лезут на лоб. Шеннон нажарила кучу блинов, яичницу-болтунью, бекон и порезала свежие фрукты: клубнику, банан, чернику. Половины этого вчера не было в холодильнике, и Бог знает, во сколько она встала, чтобы сходить в магазин. Обычно по утрам мы просто пьем кофе и, может быть, съедаем батончик мюсли. Однако Шеннон не только приготовила настоящий завтрак, но и красиво сервировала стол. Я понятия не имела, что у нас вообще есть скатерть и салфетки.

— Присаживайся, детка. — Эд отодвигает для меня стул и наливает кофе.

Я таю. Его забота важнее того, что мне неуютно из-за присутствия Шеннон.

Горди бьет хвостом по моей ноге, выпрашивая бекон. Он его очень любит. Наверное, так же, как меня.

Лейф выглядит так, словно вот-вот лопнет от счастья, а также от секса и еды.

— Доброе утро, Клем, — говорит Шеннон, сидя у него на коленях. Она улыбается широко и, кажется, искренне, и я чувствую себя стервой.

— Доброе утро. — Я пытаюсь улыбнуться. — Ты столько наготовила. Просто вау!

— Она меня балует. — Лейф усмехается и целует Шеннон в щеку.

— Конечно.

Несмотря на то, что Эд уплетает блины за обе щеки, он не выглядит таким уж счастливым.

— Просто постарайтесь держать свое баловство подальше от салона.

— Все будет нормально. Я профессионал. Ты, братец, хуже старухи.

— Это сексизм, — говорю я, выкладывая на тарелку блин и ягоды. Это, вроде бы, полезная еда, если не добавлять кленовый сироп..

— Хорошо. Тогда он хуже старика.

— Дискриминация.

— Я ведь не выиграю, верно?

— Верно.

Горди кладет голову мне на колено и глядит печальными глазами. Я не могу винить его: бекон пахнет очень соблазнительно, и его столько, что даже Эд с Лейфом не смогут все съесть, даже учитывая, что набивают животы так, словно завтра наступит голод.

— Нет, Клем, не корми его со стола, — говорит Эд. — Иди на свою подстилку, Гордон. Иди. Ты знаешь, что нельзя выпрашивать еду.

С тяжелым собачьим вздохом Горди уходит.

О, какая жестокость. Моя жизнь — это пелена слез, — всем своим видом говорит он, когда плюхается на гигантскую удобную подушку и прижимается к своему мягкому игрушечному другу — обглоданной белке. — Ни с одной собакой никогда не обращались хуже!

Я посылаю Горди молчаливое обещание стащить для него немного бекона позже.

Шеннон слезает с колен Лейфа, поднимая полупустой кофейник.

— Давай сделаю свежий, Эд. Этот стоял уже некоторое время.

— Не беспокойся, мне и этот подойдет.

— Мне не сложно.

— Ты отличный повар, — говорю я Шеннон, когда доедаю все, что было на своей тарелке.

Лейф весь светится.

Ах, молодая любовь-похоть. Интересно, я тоже выгляжу счастливой, глупой и довольной, когда гляжу на Эда? Если да, то я не против.

— Знаешь, Клем, я бы не жаловался, если ты каждое утро готовила бы мне такой завтрак, — говорит Эд с лукавой усмешкой.

Лейф только фыркает, в то время как Шеннон смеется.

— Дело в том, — отвечаю я, тщательно подбирая слова, — что утром у меня энергии хватит либо минет, либо на завтрак? Чего ты хочешь?

Лейф хохочет, хоть я и не шутила, а Шеннон заливается краской. Наверное, упоминание орального секса за завтраком — это дурной тон.